[CloudxKadaj]

Нашёл тут ещё один переводной фанфик по К/К. Развлекайтесь )

Название: Words Left Unspoken (Слова, что остались не сказанными)
Автор: Kadaj Addiction
Жанр: Angst/Romance, PWP
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Клауд/Кададжи
Разрешение на перевод: разрешение получено
Дисклеймер: не мое
Оригинал: www.fanfiction.net/s/3296840/1/Words_Left_Unspo...

Ночь была темна. Единственный свет исходил от застывшей в небесах монеткой луны, проникал сквозь крышу часовни и разливался по траве, но даже эти призрачные лучи, казалось, не освещали ничего, кроме собственного пути. Возможно, планета была осторожна. Клауд повернулся на бок, лежа около цветов и пытаясь найти успокоение в безыскусной простоте ночи, но и это ему никак не удавалось, мысли продолжали бесконечно кружить в усталом сознании, не давая забыться.
Послышался скрип, двойная дверь церкви медленно открылась, затем прошелестели чьи-то тихие шаги – приближаясь.
Страйф не знал, кто это, и его глубочайшая апатия мало способствовала желанию сей факт изменить. Если это незнакомец, Клауд решил просто игнорировать его, если друг – то же самое. Однако если пришелец окажется врагом, у экс-солджера не будет ни сил, ни желания сражаться, и он почти хотел бы, чтобы злоумышленник вонзил клинок в его сердце и покончил, наконец, с его мучениями. Почти.
Почти, но затаенный страх смерти, преследовавший Страйфа на каждом шагу – неуклонно настигавшее сопротивление – заставляли его избегать смерти всякий раз, когда он желал ее.
- Старший брат? – мягкий, почти детский голос. – Старший брат? Ты здесь?
Клауд повернул голову, вглядываясь в приближающийся силуэт. Струящиеся серебристые волосы блеснули, ловя лунное сияние, когда Кададжи оказался в луче света. Сефирот! Слегка испугавшись, Клауд сел, прижимая к себе больную руку, пронзенную болью, холодный пот зазмеился по его бровям.
… нет, нет, не будь глупцом. Это тот ребенок, Кададжи. Сефирот ушел. Это – не Сефирот.
Страйф инстинктивно дотянулся до меча, лежащего рядом с ним, но не сделал ни движения, чтобы напасть, оставаясь на месте и лишь слабо стискивая рукоять в ладони.
- Что ты хочешь? – спросил он.
Кададжи неохотно приблизился, держась подальше от огромного меча, с которого не сводил глаз.
- Старший брат… ты – наш брат, нравится это тебе или нет, - отозвался он, наблюдая за противником, начиная медленно кружить вокруг него. – Почему бы тебе не присоединиться к нам?
Клауд посмотрел вдаль, из его груди вырвался глубокий вздох.
- Я могу задать тебе тот же самый вопрос, - отозвался он в конце концов.
Мгновение Кададжи обдумывал его слова, выглядя более чем озадаченным.
- Но… Мать – наша Мать… и Сефирот… воссоединение, - бессвязно попытался объяснить он, устремив пристальный взгляд на Клауда, с неподдельным безразличием взиравшего в никуда. Он все еще не мог понять, как это могло не значить ничего для его брата, когда значило так много для остальных. Инстинктивная потребность в долгожданном Воссоединении была движущей силой существования каждого из них – а потом появился Клауд, который никогда не произносил отчаянных слов: «Где Мать?»
Кададжи нерешительно шагнул еще дальше в поток света и резко упал на колени рядом с блондином. Его отчаяние вспыхнуло подобно сигналу бедствия, заставив Клауда чуть отодвинуться, внезапно мучительно ощутив клона настолько близко к себе, но Кададжи рухнул на него, дрожа, и прижался к его коленям.
- Старший брат… пожалуйста… помоги мне…
Клауд обеспокоено шевельнулся, не уверенный, что именно чувствует, оказавшись с юношей лицом к лицу, глядя в безумные изумрудные океаны света. Страх? Сочувствие? …Желание?
Сердце против воли забилось быстрее, когда он посмотрел в анималистические глаза, маниакальное сияние которых притягивало его. Не в силах сдержаться, он потянулся вперед и кончиками пальцев погладил бледное лицо Кададжи. Пальцы охватила огненная дрожь, когда он коснулся гладкой белоснежной кожи, провел по серебристым волосам, отводя непокорную прядь с глаз мальчика.
- Ты выглядишь совсем как он… - прошептал Клауд, почти потрясенный собственными словами. Он был красив.
- Я – не он, - резко сказал Кададжи, его глаза вызывающе сверкнули – теперь он казался отчаянно сердитым. Пристальный взгляд метнулся в поисках несуществующих доказательств, которые подтвердили бы эти ложные слова.
Клауд почувствовал, что его захватили эмоции, холод и горечь, ледяные кольца – подобно змее – вокруг сердца. Он должен был уйти от Кададжи – сейчас – прежде, чем будет вынужден иметь дело с чем-то, в чем не сможет признаться даже себе самому. Прежде, чем случится что-то, что он никогда не сможет изменить.
Но он знал, что не в силах сделать этого.
Облизнув внезапно пересохшие губы, Клауд с побежденным вздохом наклонился, осторожно коснувшись губ Кададжи, и нерешительно отодвинулся.
- Старший брат… - мягко шепнул сильвер – странным образом не удивившись и не испугавшись – его пальцы зарылись в торчащие волосы Страйфа, притягивая молодого человека назад – вновь соединяя их рты воедино.
Блондин инстинктивно отпрянул в изумлении, смешанном со страхом. Не важно, что он первым поцеловал Кададжи, он не хотел ответа. Его руки дрожали. Это Сефирот. ОН – Сефирот. «Уйди от меня!» - хотел потребовать он, но не смог сойти с пути, на который так неосторожно ступил.
И с его губ слетели слова, которые, возможно, он хотел произнести еще сильнее:
- Это не мое имя, - прошипел он в рот Кададжи. – Меня зовут Клауд. Так меня и называй.
С этими словами блондин закрыл глаза и медленно, но крепко поцеловал юношу – без прежних колебаний. Его удивило, что привычная страсть Кададжи доминировать сейчас, казалось, никак не проявилась. А он, в общем-то, и не был против, скользнув языком по теплым губам сильвера. Долго сдерживаемая жажда постепенно охватывала его, усиливаясь, когда чужие губы разомкнулись, впуская его, и их языки сплелись в странной близости. Несмотря ни на что он находился рядом с человеком, которого хотел больше всего на свете в данный момент, и – возможно, это было еще важнее – он был не одинок. Сейчас ему не нужно было сталкиваться лицом к лицу с этим миром, он мог забыть обо всем.
Кададжи едва заметно нахмурился, прижавшись к гладким губам Клауда. Я целую предателя. Это… неправильно? Неправильно, возможно – но, без сомнения, невероятно приятно. Если и была вещь, которую юноша отчетливо знал в этот миг, чувствуя, что Клауд отвечает ему – признает его как его, а не как Сефирота – то это было твердое осознание, что, выбирая между Матерью и Клаудом, он выберет Клауда.
Я живу ради Матери. Никаким образом я не мог бы предпочесть предателя ей! …но Мать не любит меня, она любит только Сефирота. А Старший брат – нет, Клауд – Клауд… так добр.
Кададжи ощутил, как его рассудок выскользнул за привычные границы, головокружение и дурнота заволокли сознание. Что он делает, вот так вот предавая доверие Матери, так – словно оно было ничем…!?
Все чувства обострилось в его растерянном сознании, когда Клауд вернул его, из туманного мира отвращения к себе и противоречий, к настоящему. Кроме металлического запаха крови от прежних убийств, все было ему чуждо: теплая некожаная ткань под чуть дрожащей рукой, мягкие, торчащие во все стороны волосы между пальцами, уступчивая страсть поцелуя…
Кададжи прогнал смущение и – неужели он осмелится признать это? – испуг. От Клауда, бессердечного воина, он ожидал оказаться грубо изнасилованным и отвергнутым… в лучшем случае. Так что же это было? Подобный контраст с реальностью не укладывался в его голове, а он ненавидел ошибаться.
Он отодвинулся, чтобы внимательно изучить печальные глаза блондина, его губы по-прежнему почти касались губ Клауда. Он почти боялся того, что может случиться, если он зайдет слишком далеко. Что если Клауд придет в себя и решит не иметь с ним никаких дел?
Кададжи, со своей стороны, никогда не был безнадежным романтиком, однако теперь больше не существовало стороны, от которой отличал бы себя. Это был он, один, и этот мужчина обнимал его, словно не знал, каким отвратительным и беспутным сильвер был.
- Клауд… - выдохнул он, не зная, что сказать еще.
Клауд вздрогнул, услышав свое имя, сорвавшееся с губ Кададжи, прохладных и влажных, прижатых к его собственным. Что-то в нем желало услышать это снова. Он толкнул своего младшего «брата» на траву под ними; он собирался быть осторожным, однако, казалось, Кададжи хотел не этого. Сереброволосый юноша притянул его вниз, яростно целуя. Их языки и губы сталкивались бездумно и отчаянно, Клауд ощутил волнение в крови, жар, разгоравшийся в глубине его живота, когда желание вырвалось на волю.
Кададжи углубил поцелуй, почти пожирая рот блондина, одновременно расстегивая молнию на его безрукавке и нетерпеливо стаскивая ненужную одежду вниз с плеч. Клауд отодвинулся, чтобы отбросить ее прочь, затем их горячие поцелуи возобновились, руки Страйфа пробрались вниз, к кожаным штанам Кададжи.
Сильвер подавил всхлип, целуя Клауда сильнее, раня губы и невольно вздрагивая. Казалось, это было неправильно – так неправильно. Но Матери не было здесь, в его сознании, чтобы выкрикивать приказы, и он знал, что никогда себя не простит, если откажется от этого сейчас.
Но простит ли его она, если он не откажется от этого…?
Секундное колебание сереброволосого мальчишки позволило блондину вернуть каплю здравого смысла, резко отпрянув, он откатился от Кададжи и уставился в темноту над ними.
- Я не должен, - предложил он как туманное объяснение, посмотрев на юношу. Он игнорировал вызывающую неудобство плотность в штанах, которую лишь усугубил взгляд на его сереброволосого брата.
Кададжи, лежащий прямо под лучом лунного света, терпеливо наблюдал за ним, не отводя немигающих кошачьих глаз. Он напоминал ангела, его тень, вытянувшаяся справа от него, была похожа на огромное крыло – действительно, иронично. Он был почти полностью освещен бледным серебряным светом. Его расстегнутый кожаный жакет оказался наполовину сорван, открывая тонкие плечи и красивую белоснежную грудь, серебристые волосы слегка спутались.
- Почему? – резко спросил Кададжи. – Потому что я – всего лишь его часть? Другое стремление Сефирота? – он с усилием засмеялся, но это прозвучало сухо и горько, его глаза сузились, вопросительно впиваясь в Страйфа. – Неужели это действительно все, что я есть для тебя? – вопрос, адресованный не только Клауду, но и всему миру – и себе самому.
Неужели это действительно все, что я есть…?
Клауд глянул так, словно его ударили, слова юноши прошли сквозь него болью.
- Нет! Конечно же, нет!
Кададжи продолжал, будто не слышал, прерывая блондина:
- Это все, чем я был также и для себя. Я даже не понимал, что не обязан быть на него похожим – я не знал, что это возможно. – И я по-прежнему не знаю. Но я могу притвориться; и может быть, если я это сделаю… может быть, если я изо всех сил попытаюсь убедить себя, что это правда… это станет правдой.
Клауд ничего не говорил, терпеливо глядя, как с губ Кададжи срывались насмешливые слова:
- Тогда я понял, что я не Сефирот – и это правда – ведь так? – потому что я не чувствую тебя, Старший брат, так, как он чувствует.
Клауд ощутил острую боль, когда Кададжи назвал его этим именем.
- Братья не могут быть любовниками, - мягко сказал он.
- Это никогда не останавливало меня прежде, - холодно хихикнул юноша. – И потом, ты же не веришь, что мы в самом деле братья. Давай, Клауд, скажи мне, что сдерживает тебя? Я слишком похож на него? Это напоминает тебе о тех вещах, которые ты хочешь забыть? – его глаза вспыхнули, он на мгновение умолк. - …Или ты боишься?
- Я ничего не боюсь, - инстинктивно огрызнулся блондин; это был рефлекс, впрочем, никогда его не подводивший. Он поморщился при виде усмешки, блеснувшей на лице сильвера – словно тот ожидал именно такого ответа.
- Кроме него, - напомнил ему Кададжи, самодовольно улыбаясь. – И, возможно, некоторых других вещей. Ты боишься быть один, не так ли, Старший брат?
Клауд решительно смотрел вдаль, стараясь не слышать этих слов, потому что они были верны. Перестань… Но его просьба была напрасной.
- Я знаю, что ты есть, - юноша еще не закончил. – Ты боишься признать, что ты одинок, и боишься, снова остаться один, после того как я уйду. Боишься, что тебе придется жить с этой памятью – боишься, что тебе придется осознать это, после того как ты убьешь меня. Ты ведь боишься этого, не правда ли? – голос Кададжи был спокоен, но глаза выдавали вспыхнувшее безумие, которое он хотел облечь в слова.
Блондин почувствовал, как в глубине живота разрастается знакомый страх; Кададжи мог читать его, подобно открытой книге…
Точно так же, как мог Сефирот.
- Что заставляет тебя думать, что ты знаешь, чего я боюсь? – тихо спросил Клауд – он не смог заставить свой голос звучать безразлично, как хотел бы. Слова мальчика были правильны. Нет, истинны. – Что заставляет тебя думать, что я хочу тебя? Дай мне одно веское основание…
- Вот – основание, - прошипел Кададжи ему в ухо, подползая вплотную к нему. – Я хочу тебя, - он захватил губы Страйфа легким поцелуем, потом жадно углубил его, притягивая колеблющееся, но возбужденное тело к себе.
- Ты уверен?
- Сколько раз я должен повторить, пока ты не поймешь, что я действительно хочу этого? – сухо засмеялся сильвер. – Что я должен сказать? Что я должен сделать? – его пальцы коснулись молнии на брюках Клауда, стремительно расстегивая ее, красивая и опасная усмешка скользнула по губам.
Мгновение Кададжи наблюдал, как желание затопило синие, с отблеском Мако глаза Страйфа; что-то, казалось, изменилось, словно воздух сгустился вокруг них двоих. Сильвер задрожал, однако тут же вернул свою холодную ухмылку. Его пальцы легко пробежали по обнаженной эрекции Клауда, обхватили ее и начали медленно поглаживать.
Блондин почувствовал, что с его губ срывается рычание. В глазах потемнело, он ринулся вперед, почти срывая брюки Кададжи.
Юноша, извиваясь, освободился от остатков своего кожаного одеяния и отпихнул все это в сторону, потом нащупал штаны Клауда и потянул их вниз. Блондин отбросил их прочь и прижал Кададжи к земле, пока мальчик с жадностью целовал его. Чуть отстранившись, он скользнул губами к горлу Кададжи, засасывая и прикусывая тонкую кожу.
Сильвер корчился от нетерпения и удовольствия, пока Страйф, сладко растягивая время, продвигался вниз, лаская ртом его ключицу. Язык нырнул в маленькое углубление около кости, затем продолжил свой путь, пока не достиг бледно-розового соска, начиная дразнить его легкими прикосновениями; Кададжи сдерживал стоны, игриво поглядывая на блондина. Тот, в раздражении, слегка прикусил нежную плоть, заставив мальчика застонать и выгнуться ему навстречу.
Клауд рванулся оказать часть внимания второму соску сереброволосого, потом вернулся к вызывающе надутым губам, которые он в самом деле начинал любить.
Кададжи обхватил ногами, все еще обутыми в ботинки, узкие бедра любовника.
- Нн… Старший брат… - мягко простонал он, его голос стал почти мурлычущим, когда ему удалось поймать их эрекции в ловушку между их телами, поддразнивая блондина. Он усилил захват, ощущая, как бедра Клауда вжались в него, и искоса наблюдал за братом своими искрящимися Мако глазами.
Страйф крепче обнял Кададжи, его руки скользнули по спине мальчика, резко стиснув и притягивая ближе, заставляя их тела практически тереться друг о друга.
- С-тарший брат..! – сильвер оторвался от его губ, разрывая ниточку слюны между их языками. – Пожалуйста… - жалобно всхлипнул он.
- Пожалуйста - что? – спросил Клауд. Я хочу слышать, как ты говоришь это.
- Возьми меня, - выдохнул Кададжи. – Клауд, - он отчетливо выделил имя блондина, его голос срывался от желания, язык судорожно пробегал по израненным губам.
Губы Клауда медленно растянулись в искренней улыбке, когда он нашел свои брюки, которые, переплетясь с брюками сильвера, лежали около них, и сунул руку в карман. Ты заставляешь меня чувствовать себя так… словно я, несмотря ни на что, не ничтожество.
Никто не доминировал над Сефиротом прежде, следовательно, никто не мог доминировать над ним вообще; это было совершенно для него ново. Тем не менее, это была единственная возможность, которая когда-либо давалась Кададжи, чтобы бороться с его судьбой. Что сказала бы Мать, если бы могла меня сейчас видеть? Действительно, столь покорный, собирающийся отдаться их слабаку-брату – он, Кададжи, побеждал в себе Сефирота, доминировал над ним! Что бы она сказала?
Юноша стремительно вернулся к настоящему, когда Клауд расположился между его раздвинутыми ногами. Он все еще пытался сдерживаться, не отрываясь глядя в пылающие глаза Страйфа, в то время как скользкий палец проникал в него, однако он не в силах был скрыть своей тревоги. Тело напряглось, несмотря на все его усилия расслабиться, когда к первому пальцу присоединился второй.
- Старший брат… - заскулил он.
Блондин решил на этот раз простить мальчику, что он назвал его так, и, мягко прижав его к себе, постарался нащупать внутри дрожащего тела местечко, прикосновение к которому рассеяло бы весь страх Кададжи. Вскоре настойчивые пальцы нашли заветную точку и погладили ее, вызвав судорожный вздох у лежащего навзничь сильвера.
Пальцы Клауда подготавливали его и в то же время доставляли удовольствие, и Кададжи дал волю охватившему его желанию, дотянувшись до лежащего рядом с ними тюбика, выдавив часть его содержимого себе на пальцы и – протянув руку вниз – нанося на возбужденную плоть Клауда прохладный гель.
Страйф вытащил пальцы, и с его губ сорвался стон, как только он заменил их своим членом - невозможно жаркая, бархатистая теснота окружила его, когда он вошел в юношу.
Кададжи инстинктивно обхватил Клауда ногами, невольно притягивая ближе, глубже. Его пальцы сжались, впиваясь в плечи блондина.
Тот дал ему несколько секунд на то, чтобы привыкнуть к чужому присутствию в себе, и начал двигаться, мягко толкаясь вперед и проникая внутрь до конца. Клауд взял ровный ритм, все еще сомневаясь про себя. Я не должен делать это… не с ним…
Но вскоре все сомнения растаяли, и на смену им пришла отчаянная страсть. Он глубоко и сильно входил в горячее узкое тело, кольцом сжимавшееся вокруг него, в то время как ногти Кададжи вонзались в его спину, скользя вверх и вниз по влажной коже, оставляя тонкие нити царапин на ней.
- К-клауд… - всхлипнул Кададжи, его дыхание срывалось. Он пронзительно вскрикнул, когда блондин вновь нашел ту сладкую точку внутри него, посылая невозможную волну боли и удовольствия по всему его телу. Клауд заметил это и чуть повернулся, стараясь двигаться так, чтобы каждый толчок задевал эту точку, заставляя сильвера трепетать от наслаждения.
Бедра блондина неумолимо врезались в податливую плоть, он чувствовал дрожь юноши под ним, слышал жалобные стоны, доводящие до грани. Приподнявшись на одной руке, он склонился над Кададжи, сохраняя прежний темп и с мрачной усмешкой вглядываясь в глаза любовника. Опустившись еще ниже, он коснулся губами губ клона, одновременно скользнув ладонью вниз и начиная ласкать его эрекцию, сжимая ее в едином со своими толчками ритме. Они оба были уже близки…
Кададжи в экстазе выкрикнул имя брата, и, казалось, он не мог произнести ничего правильнее этого слова, незаконченным прошлым слетевшего с его губ. Его мускулы сжались вокруг блондина, когда он достиг завершения, втягивая его в водоворот оргазма следом за собой. Клауд глухо застонал, оказавшись на пике наслаждения и освобождаясь глубоко в теле Кададжи, после того как горячая липкая жидкость выплеснулась на его грудь и живот, свидетельствуя об освобождении сильвера.
Кададжи почувствовал себя заполненным до краев и истощенным, когда Клауд рухнул на него, мягко зарывшись лицом в его шею и улыбаясь. Он никогда не чувствовал себя более беззащитным - более уязвимым. И никогда не чувствовал себя лучше.
Блондин утвердил свои права на него – взяв его и сделав своим. Возможно, это был первый раз, когда кто-то принял его именно как его самого. Улыбка исчезла, но счастье осталось, и Кададжи наслаждался этой усталой нежностью после любви, неспешно скользя пальцами сквозь взъерошенные волосы Клауда, все еще находящегося глубоко в нем.
Он чувствовал…
Страйф осторожно покинул его тело, вырвав у юноши тихий всхлип, и откинулся на траву. Затем, повернувшись на бок, мягко и медленно поцеловал любовника, и некоторое время они лежали рядом, обмениваясь нежными поцелуями, прикосновениями, но не произнося ни слова.
Потом они оба уснули в объятиях друг друга.
Кададжи проснулся в темноте несколько часов спустя, руки Клауда по-прежнему крепко сжимали его. Он закрыл глаза, будто этот наивный порыв мог помочь ему уйти от реальности, и прижался к блондину, касаясь легким поцелуем его чуть раздвинутых губ. Он так не хотел, чтобы эта ночь заканчивалась, однако знал, что ей суждено стать всего лишь крошечным, незначительным воспоминанием.
Его воспоминанием, что будет бесконечно кружить в Лайфстриме и никогда полностью не растворится, чтобы стать чем-либо еще. Воспоминанием Клауда, что будет долго преследовать его после смерти Кададжи и возвращаться к нему до тех пор, пока он не присоединиться к своему брату в Лайфстриме.
И в конце концов все станет просто далеким воспоминанием. Бессмысленным.
Но то не было бессмысленным для Кададжи, он понял это, когда, выскользнув из объятий Страйфа, поднялся на ноги и торопливо одевался, собирая свои вещи, в беспорядке разбросанные вокруг. Он ощущал себя не особенно чистым, однако это не имело значения; он может побеспокоиться об этом позже – сейчас же ему надо уйти отсюда прежде, чем блондин проснется. Он повернулся, направляясь к дверям, но замер на мгновение, оглянувшись на Клауда. Несколько секунд он задумчиво смотрел на спящего.
Ты… ты показал мне то, что я никогда не надеялся узнать. Ты показал мне, что меня можно принять как меня – кого-то иного, нежели Сефирота. Думать обо мне под моим собственным именем. И ты показал мне, что я могу бороться со своей судьбой – бороться с Матерью и с ее планами на меня.
Изумрудные глаза скользнули по мягко поднимающейся и опускающейся груди, по лохматым прядям, упавшим на лицо, по сомкнутым векам, скрывавшим лазурное сияние глаз.
Но слишком поздно для этого, Старший брат.
Блондин, лежащий перед ним, больше не был Клаудом – нет, это был Старший брат, и он всегда им будет, теперь Кададжи должен думать именно так. Только так. Решительно повернувшись, он зашагал к выходу, больше не оглядываясь назад. Толкнув тяжелые двойные двери, не издавшие на сей раз ни звука, он вышел в ночь.
Когда его байк зарычал, пробуждаясь к жизни, Кададжи кинул беглый взгляд через плечо, чтобы убедиться, что Соуба была надежно зафиксирована в ножнах, и стремительно сорвался с места, устремляясь прочь от церкви.
Мать… я готов.

- Конец -